Три часа между рейсами [сборник рассказов] - Фрэнсис Фицджеральд

Генри. Теперь моя реплика? Дай-ка вспомню… «Доктор Макдугалл, по дороге сюда я заглянул на почту, а они попросили передать вам это письмо».

Кассиус поправляет на носу воображаемые очки, разворачивает воображаемое письмо и читает.

Кассиус (читает). «Так что, Плэйфер, ты сам свой злейший враг…» Нет, я не могу делать вид, что читаю письмо, если мне не дали никакого письма. Каждый раз сбиваюсь на другой текст.

Билл. Вот тебе письмо. Притворись, что оно то самое… (Отдает письмо Кассиусу.) Знаете, это здорово, что мы вот так сами репетируем пьесу, просто потому, что это нужно, и никто нас не заставляет. Вы согласны, что это здорово?

Входит Старик, бывший спортсмен лет шестидесяти, и вслед за ним молодой Рикки — обаятельный красавчик-блондин, похожий одновременно на всех пляжных спасателей в мире. Рикки только что не светится от переизбытка энергии. Войдя, он ни с того ни с сего выполняет пару резких разминочных движений, а затем начинает подталкивать к двери Билла и Генри.

Старик. Думаю, сейчас не лучшее время для репетиций, ребята. Отложим это дело на потом.

Билл. То есть сегодня репетиции не будет?

Рикки. Не гони коней. (Поворачивается к Старику.) Может, пройдем в мою комнату?

Старик. Не стоит. Извините, ребята, что пришлось вас прервать. Что за пьеску вы тут разыгрывали?

Генри. Ну и хорошо, что репетиции не будет, — и без того сегодня еще плавание, потом у двоих из нас каноэ, а у двоих…

Старик. Только вы не бросайте совсем это дело. Я хочу, чтобы вы разыграли пьеску на родительском дне в следующий понедельник, — это пойдет на пользу репутации лагеря. Все помнят свои роли?

Багс (от двери). Я свою помню отлично. Только я вот что подумал: раз у меня всего-то пара реплик, может, мне нет резона торчать на репетиции, а лучше пойти плавать?

Старик. Пьеса рассчитана на четверых актеров, — стало быть, на репетиции должны быть все четверо. Учись терпению, Тревеллион. А сейчас вы можете идти на плавание, кроме тебя, Билл, — ты пока подожди за дверью.

Мальчики покидают комнату, в которой остаются только двое мужчин.

Ты, похоже, возомнил себя незаменимым для команды?

Рикки. Я свое дело знаю — уже все лицо в отметинах после игровых стычек. И я отрабатываю по полной на любой позиции в нападении и в защите. Мой отец недурно разбирается в футболе, и когда прошлой осенью я приезжал домой, он сказал, что игроки моего уровня зашибают по две, по пять, а то и по десять тысяч и что под вашим руководством я могу далеко пойти, — а к чему я пришел?

Старик. Ты тренируешься и живешь на полном пансионе.

Рикки. Да, но какой от этого толк? Вы меня многому научили, согласен, однако я умел отдать точный пас на сорок пять ярдов и до того, как познакомился с вами. Дайте мне мяч, и я покажу прямо сейчас!

Старик (терпеливо). В начале сезона я приму команду колледжа, и ты пойдешь туда со мной. Я думал, мы обо всем договорились.

Рикки. Конечно, я готов пойти с вами. Как и одиннадцать других ребят, учившихся играть в обычной школе. (Презрительно сплевывает.) Я знаю, кто что имеет. Знаю, что имеет Лоусон. Знаю, что имеет Кэтхарт. Они кругом чистенькие, все у них шито-крыто, им можно ночами развлекаться с девчонками из университетских клубов. Так оно и есть, я это знаю точно. Они ходят задрав носы, и сам черт им не брат. И не надо снова начинать про то как вы играли в Мичигане, — или вы думаете, я мечтаю так же ходить с расквашенным носом три дня в неделю с воскресенья по вторник?

Старик. Прекрати ныть!

Рикки. Ну да, все как всегда: прекрати ныть и подавай крутой пример этим соплякам…

Старик. Я понимаю, что футбол изменился с тех времен, когда я выходил на поле. Я тогда не знал, что такое страх.

Рикки. А я и сейчас не знаю, что такое страх. Я умею чувствовать игру. Моя задача — ворваться в самую гущу схватки и не оставить противнику ни единого шанса.

Старик. Вот поэтому из тебя может выйти великий игрок. Мы ведь с самого начала обо всем договорились, нет так ли?

Рикки. Договорились, черт возьми!

Старик. Не ори так громко. Ты отлично знаешь, что я хотел с тобой обсудить. Оставь в покое мою жену, она еще очень молода и сама не понимает, что делает.

Рикки. Тогда зачем вы на ней женились? А если я вам не нужен, так и скажите, я готов уйти. Попробую устроиться в команду Темпла.[40]

Старик (серьезно). Давай-ка успокоимся и подадим этим ребятам достойный пример. (Поворачивается к двери.) Эй, вы, там! Заходите и продолжайте свою репетицию. С того места, где остановились.

Мальчики входят в комнату.

Кассиус. Я все так же могу пользоваться твоим письмом, Билл?

Билл. Конечно.

Кассиус. Тогда продолжим.

Мальчики становятся на прежние места. Старик кивает Рикки, который в ответ весьма нахально подмигивает. Оба удаляются.

(Читает письмо.) «Дорогой мистер Макдугалл, мы узнали, что ваш ведущий игрок, Дик Плэйфер, этим летом выступал за профессиональный клуб и потому, согласно правилам, он не может быть допущен к сегодняшней игре. Искренне Ваш, Хайрам Джонс, ректор колледжа Сент-Беррис».

Генри (все больше входя в роль). «Ужасная новость, доктор! Это значит, что у нас нет ни единого шанса. С таким же успехом можно вообще отказаться от игры, и пусть нам засчитают „баранку“. Но какие у них доказательства?»

Кассиус. «Он приводит много доказательств…» (Перебирает бумажки.) «Так что, Плэйфер, ты сам свой злейший враг…» Нет, минутку, это должно быть на обратной стороне. «И эти доказательства весьма убедительны».

Генри. «Мне не так жалко потерять всех остальных игроков, как этого одного. Когда он впервые попросил дать ему шанс и я выпустил его на поле, игра сразу пошла по-другому. Он равно хорош и в нападении, и в защите, а между базами носится прямо пулей. В жизни такого не видел, хотя мне случалось тренировать многие команды…»

Кассиус. «Оставьте меня, я хочу все обдумать. И пришлите сюда Плэйфера». Теперь я вроде как должен расхаживать туда-сюда. «Доброе имя колледжа значит для меня больше, чем спортивные успехи наших команд». (Вглядывается в текст.) «Погодите минутку». Значит, ты все еще должен быть здесь.

Генри. Я сам знаю, где мне быть. А вот ты должен расхаживать туда-сюда. Почему ты не расхаживаешь туда-сюда?

Кассиус. «Может, все же дадите мне шанс?» Похоже, это слова Багса.

Багс (поворачиваясь от доски). Я ничего не должен говорить, покуда не уйдет Дженкинс.

Кассиус. Но эти слова всяко не мои, больше смахивают на Багса. (Вертит бумажки так и этак.) «Будем играть тем составом, какой сможем выставить, и хотя мы вряд ли выстоим против их состава, нам это никто не поставит в вину…» Уффф! (Переводит дух и на миг отрывает взгляд от бумажки.) «Полагаю, эту игру нам не выиграть».

Дверь приоткрывается, и в проеме возникает голова Старика.

Старик. Отлично, ребята, приятно видеть, как вы сами разыгрываете пьеску. Вот прослежу за отплытием каноэ и приду к вам.

Голова исчезает.

Генри. Давайте на этом закруглимся. Подождем, пока Кассиус выучит свою роль.

Багс. Может, все-таки дойдем до моей реплики?

Билл. Дай сюда мое письмо. Оно от отца, я еще толком не успел прочесть, а ты уже вон как его замусолил.

Кассиус (отдавая ему письмо и вместе с ним протягивая газетную вырезку). Думаю, тебе стоит это прочесть, Билл. Тут пишут о твоем отце. (Читает.) «Мистер Уотчмен во время судебного заседания выглядел очень подавленным, хотя по ходу процесса становилось все более очевидным, что его оправдают. Казалось, он потерял всякий интерес к происходящему…»

Багс вывел на доске две первые буквы слова «Уидудл».

Билл в замешательстве глядит на письмо в своей руке.

Билл. Я-то думал, папа уезжает в дальнюю поездку — может, в Европу или еще куда. А это письмо — его как будто ненормальный писал.

Генри. Ну так что, еще немного порепетируем?

Билл (рассеянно). Можно и порепетировать. (С письмом в руке отходит к другому краю сцены и читает вполголоса.) «Прощай, прощай, прощай. Когда-нибудь, когда ты станешь взрослым, ты простишь меня за все».